Коллективное бесчувственное

На сцене Opera Bastille состоялась премьера новой постановки "Снегурочки" Римского-Корсакова. Спектакль сделала российская постановочная группа под руководством режиссера и сценографа Дмитрия Чернякова и дирижера Михаила Татарникова. Из Парижа — Роман Должанский.

Пока зрители рассаживаются, на сцене уже начинается спектакль — к прологу оперы Дмитрий Черняков добавил "предпролог". Лесная поляна окружена деревьями и разноцветными домиками, мы видим что-то вроде летнего лагеря или турбазы, на которую (видимо, это день заезда) собираются современно одетые люди.

Они осваиваются, разбирают вещи, знакомятся; а занавес тем временем закрывается, чтобы, открывшись через несколько минут, явить уже пролог оперы, который приносит еще большую неожиданность: ни леса, ни языческой Руси, только строгий павильон — современный балетный класс, высокие кремовые стены, пианино, доска объявлений, двери, зеркала…

Весна-Красна и Дед Мороз у Дмитрия Чернякова — обыкновенные мужчина и женщина, у которых когда-то родилась дочь Снегурочка. Она жила с отцом, потому что мать, судя по всему, хотела посвятить себя высокому искусству, но не вышло, и теперь она преподает в детской танцевальной студии. А отцу, хмурому и тоже не сильно удачливому, нужно уехать в Сибирь. Дочку, девушку слегка не от мира сего, девать некуда.

Пока отец и дочь ждут короткого семейного совета, Весна важно наставляет толпу малолетних учеников, готовящихся к костюмированному утреннику (женский хор "птиц" заменен на детский — в пестрых птичьих костюмчиках). Отлично сыгранная Еленой Манистиной и Владимиром Огновенко психологическая сцена завершается решением родителей отправить девушку в летний лагерь — тот самый, что мы видели в начале спектакля.

В том, что это за лагерь, заключена главная идея спектакля Дмитрия Чернякова. Отбросив вроде бы неотрывный от "Снегурочки" сказочный, фольклорный жанр, режиссер вернул его как внутреннее обстоятельство сюжета. Архаика, которая у многих сегодня вызывает патриотическое умиление, в парижском спектакле оказывается страшным и опасным поветрием социума.

Летний лагерь оказывается собранием людей, любящих ролевые игры с неоязыческим уклоном — венки, сарафаны, рубахи и прочие "посконно-исконные" детали сначала покрывают, а потом и совсем вытесняют современную одежду. Вот одетая по-городскому Купава только что завивала волосы электроприбором, глядь — а она уже в сарафане готовится к инсценированной свадьбе.

Постепенно специфическая форма проведения досуга у героев спектакля перерастает в манию. "Возвращение к истокам" делает из небольшого сообщества что-то вроде секты — во главе с Берендеем, обрюзгшим типом с собранными в косичку седеющими волосами. Снегурочка, конечно, не просто так оказалась здесь — Берендей рисует портрет Весны-Красны, потому что в прошлом их, видимо, тоже что-то связывало.

Дмитрий Черняков продолжает уникальную антологию русской оперной классики на главных европейских сценах. И в ней шедевр Римского-Корсакова, написанный по мотивам одноименной пьесы Островского, занимает место едва ли не главного раритета.

В сущности, происходит новое знакомство публики с музыкой, так что работа Михаила Татарникова, ровная, бесспорная и дружественная режиссуре, такому случаю приличествует гораздо больше, чем какая-то иная, неожиданная и яркая. А чуткий оркестр помог проявиться во всей силе голосам, прежде всего сопрано Аиде Гарифуллиной, очень трепетно, внимательно и хрупко спевшей и сыгравшей заглавную героиню.

В теперешней "Снегурочке" есть, конечно, знакомые мотивы — сами по себе драматические: человек, жаждущий земных чувств, обречен от них же и погибнуть, цена взросления (ну или превращения в обычного человека) известна — смерть.

Но в подробно разработанном и насыщенном деталями спектакле Дмитрия Чернякова есть не только природная, бытийная тема; важнее тема социальная — главная героиня становится для лесной секты не чем иным, как ритуальной жертвой.

Противостояние уязвимой одиночки и большинства, объединенного коллективным бессознательным,— одна из сквозных тем Чернякова. Он знает, как "уколоть" темой и как ею сжать зрителю сердце: в одной из лучших сцен спектакля Снегурочка теряется среди плавно движущихся деревьев, и явившийся призрак Весны не может спасти дочь.

Чувства Снегурочки здесь никому не нужны — а у других персонажей настоящих чувств нет. Ни у "арийской" красавицы Купавы (австрийское сопрано Мартина Зерафин). Ни у манерного, надменного и в соединении этих качеств гораздо больше зловещего, чем попсово-смешного Леля (контратенор Юрий Миненко). Ни у Мизгиря, смахивающего на мрачного, мучимого проклятиями вагнеровского персонажа (немецкий бас-баритон Томас Йоханнес Майер).

В парижской "Снегурочке" рассказывают не про встречу с языческими божествами, а уже про "гибель богов". И когда в финале "берендеи" поджигают и поднимают над телом Снегурки деревянное колесо, символизирующее приход солнца, становится по-настоящему страшно — от этого красиво горящего пламени уже рукой подать и до факельных шествий.

МинПром