Репетиция оркестра

Точка зору

Глобализация как форма рыночного захвата мировой периферии исчерпала себя – прежние лидеры надорвались, новые игроки уже не согласны играть роль подчиненных. Новая модель глобальной экономической системы будет строиться вокруг нескольких центров силы, способных предложить конкурентоспособные векторы развития, замешанные на культурной идентичности

Боевые барабаны антиглобалистов почти не слышны. Сражение, на которое они звали, закончилось, но никто не чувствует себя победителем. Одна модель глобализации оказалась списана за непрактичностью еще до того, как она смогла достичь всех своих целей, а ее альтернативы остаются на стадии экспериментальных образцов и лабораторных испытаний.

Вместо сияющей вершины Pax Americana, над укреплением которого трудились вольные и невольные союзники США, может появиться сразу несколько центров силы, проектанты и строители которых пока предпочитают не входить в публичные дискуссии о своих будущих отношениях с Соединенными Штатами. Ведется подспудная работа не столько по изменению глобальной системы разделения труда, сколько по определению тех зон, где можно создавать и поддерживать баланс воспроизводственной цепочки: между системой управления базовыми рисками, сбережениями и инвестициями, поддержкой единого режима торговли, а также пространством безопасности.

Кризис «старой» глобализации

На протяжении последних двадцати лет баланс сил в системе воспроизводства мировой экономики определялся в рамках модели открытых рынков. Каждому инвестору обеспечивался доступ к активам в любой стране мира и в любой сфере хозяйственной деятельности, результатом же являлась общая максимизация «стоимости» в мировой экономике. Факторы национальной идентичности, собственности нации на стратегию своего развития и эффективного государственного участия в определении направления развития экономики были нивелированы, объявлены пережитком прошлого, а экономический национализм приравнивался к худшим проявлениям авторитаризма.

У этой модели до середины 1990-х годов имелись основания, обусловленные так называемыми переходными процессами в десятках стран мира. В их числе:

  • распад государственных образований и блоков, временно снявший с повестки дня приоритет задач обеспечения национальной безопасности;
  • переопределение границ экономического и оборонного суверенитета, особенно в связи с последствиями распада «советского блока» в Центральной и Восточной Европе, на Кавказе и в Средней Азии;
  • кризис национальной идентичности, приведший к кризису самосознания наций и временной утрате способности к разработке стратегии развития;
  • создание новых рыночных экономик, институционально сопоставимых с экономиками, имеющими развитую рыночную систему;
  • массированная приватизация капитальных активов государственного сектора в странах бывшего социалистического лагеря;
  • концентрация усилий на антикризисных и стабилизационных мерах в экономике, маргинализация идеологии и практики стратегии устойчивого экономического развития;
  • формирование новых трансграничных рынков для финансового капитала и транзакционных услуг в обеспечении контрактных отношений;
  • переход в тень, в том числе через развитие офшорных схем, гигантской собственности и формирование новой основы для коррупции и нелегальных доходов в большинстве стран мира.

Тренд глобальной экономической стратегии 1990-х воплощал идею конверсии транзакционных преимуществ «победившего Запада» в капитальные активы стран периферии. Поэтому замещение национальных денежных систем иностранными (в основном речь шла о долларизации «новых» экономик) не просто поддерживала экономику с распавшейся денежной системой, а преследовала осознанную цель — резкое ускорение вовлечения реальных капитальных активов, запертых в национальных границах, в игру сил открытых рынков. Задача финансовой глобализации заключалась в том, чтобы «сорвать с товарного якоря» денежные активы, работающие внутри системы национальных хозяйств, заместив их мировой валютой. Тем самым решалась задача вовлечения в мировой оборот капитальных активов, в особенности стратегических (потенциала для создания стоимости), а это, в свою очередь, означало резкое увеличение емкости мировой финансовой системы.

В рамках этой доктрины глобальная финансовая экспансия адресовалась к триединой задаче:

— увеличить объем и скорость обращения финансовой ликвидности в странах «центра» (англо-саксонской финансовой системы) и странах «периферии» для поглощения большой массы капитальных активов реального сектора;

— обесценить местные валюты в странах-заемщиках, что должно было привести к замещению их иностранными валютами и выведению реальных активов местных компаний на рынок ценных бумаг (результат — рост спроса на финансовую ликвидность);

— использовать механизмы залога через рынок капитальных активов и вывод регулирования этого рынка в наднациональное правовое поле.

В результате в 1990-е годы хозяйственные обязательства стали появляться не от торговли готовыми товарами и услугами, а от торговли ожиданиями при значительно недооцененных капитальных активах. Фактически спрос на капитальные активы сформировался вне связи с существующими цепочками создания стоимости или, во всяком случае, до окончательного решения об их интеграции. Новые собственники, выкупая огромные объемы капитальных активов, не имели ни планов развития производства, ни представлений о состоянии рынков сбыта, на которых им предстояло развивать бизнес.

Задолго до того, как становилось ясно, правильно или ошибочно был сделан расчет о реальных затратах и их результатах, происходило многократное оформление договоренностей по разделу собственности и доходов от ее использования. Этим, собственно говоря, ставилось фундаментальное ограничение всему процессу раздувания пузыря на фондовом рынке.

Легитимация «открытых рынков» оказалась слишком трудным делом. Проблемой оказалось создать тот тип порядка, которого требовало управление длинными капитальными активами, извлеченными из своих национальных границ. Приватизация собственности и допуск массированных прямых инвестиций в стратегические активы не снимают ни вопросов национальной безопасности, ни главного принципа демократической власти, состоящего в том, что экономические вопросы суверенного общества решает выборная власть, подотчетная гражданам страны. Универсализация рынка капитальных активов вошла в противоречие с принципами демократического управления в современном обществе — подотчетностью и выборностью властей, чье место заняли транснациональные компании. Заниматься стратегическими проектами, затрагивающими жизнь миллионов людей, невозможно, если не получить от них соответствующую санкцию. События последних пятнадцати лет лишь подтвердили, что источники долгосрочных сбережений и инвестиций остаются предметом ответственности выборных государственных органов власти, а не универсальных инвесторов без определенного места жительства.

Перераспределение длинных капитальных активов по ценам, которые не отражают «справедливых цен» на них, подорвало доверие между странами и внутри отдельных стран, создав общий кризис легитимации власти.

В целом экспансия западных держав на территорию бывшего противника вынудила перенапрячь их экономические ресурсы, что обернулось мощными кризисными явлениями, поставив под вопрос дееспособность США и Европы как стран-лидеров нового мирового порядка.

Вместо консолидации ресурсного, производящего и управляющего (транзакционного) секторов мировой экономики вокруг транзакционной экономики Соединенных Штатов мир получил дестабилизацию рынка капиталов и резко возросшие риски, связанные с запуском крупных международных проектов. Вместо поступательного развития финансовой глобализации произошла дестабилизация рынка международного капитала, в основе которой лежит естественный институциональный кризис мировых финансов, торговли и права.

Финансовая экспансия не дала устойчивого результата с точки зрения контроля за внешними активами реального сектора. Инвестиционная стратегия развитых стран не оправдала первоначальных ожиданий.

Тип потребления в западных странах не изменился, дефицит ресурсов усилился. Сыграли свою роль как долговременные тренды, связанные с демографией и особенно со старением населения, так и неудача, постигшая стратегию финансовой глобализации с точки зрения получения контроля за новыми внешними ресурсами роста.

Выросло политическое самосознание элит и общественности в развивающихся рынках, антиамериканские настроения вышли на самые высокие исторические показатели, в самих странах вернулась модель укрепления национального суверенитета и философии «политической нации».

Вырос риск силовых акций с целью более жесткого закрепления расклада сил в интересах Соединенных Штатов, растет противодействие политики американской экспансии (в том числе внутри США), являющееся питательной средой для ставки на политику ускоренного экономического роста (силы) и более тесных альянсов, свободных от влияния США.

Оказалась несостоятельной англосаксонская долговая модель, рассчитывавшая конвертировать собственные долги в «права требования» на чужие капитальные активы, приняв на себя роль «эффективного управляющего» и посадив местные экономики на процент от дохода от рекапитализации. Пространство национальной легитимации доказало свою необходимость для поддержания в рабочем состоянии мировых финансов, торговли и права. Однако альтернативы эпохе финансовой глобализации — «многополярный мир», «возврат государства», «национальная конкурентоспособность» — в политической практике еще не закрепились, хотя их позиции, начиная с 2001 года, усилились многократно.

Отличительной чертой нынешнего этапа мирового развития является замещение «экономизации» политики, являвшейся основой мировых процессов в 90-е годы, усилением роли суверенного государства, в том числе роста значимости его силовой компоненты.

Совокупный капитал компаний, втянутый в процесс финансовой глобализации, в общественном сознании остается капиталом национальным — основой прогнозируемого развития конкретного общества. Если кто-то и рассчитывал через приватизацию госсобственности и денационализацию полностью освободить капитальные активы от конкретного общества, то это была попытка обойти истинный вопрос о статусе общества (государства) по отношению к ресурсам своего устойчивого развития как коллективного субъекта.

Становится всё более весомым императив национального контроля за базовыми рынками. Это рынки, соответствующие доминирующему типу производства и занятости населения в экономике. Прежде всего это рынки, обеспечивающие стратегический страховой запас (зерно, металлы, энергоносители) для кризисных ситуаций. Контроль за базовыми рынками — это контроль системных рисков стабильного развития экономик (антикризисного управления). Контроль за рынком энергоносителей определяет эффективность валютных зон как инструментов котировки долгосрочных рисков. За этим следуют механизмы инвестирования сбережений, связанных с эксплуатацией стратегических ресурсов роста, в остальные сферы экономической деятельности. Но лишь правила торговли и коротких кредитов (основа текущей ликвидности) позволяют определить конкретные параметры отдачи по всей цепочке производства стоимости, начиная с «базовых рынков». Только по завершении реструктуризации этих уровней экономический процесс приобретает регулярный устойчивый характер. И только с этого момента можно говорить о завершении формирования основы для новой субъектной структуры мировой политики и экономики.

Доверие к общим ценностям, на котором строится согласие в применении ресурса силы (насилия), и институты выполнения решений (enforcement), построенные на этой силе, создают основу для урегулирования «имущественных споров» (торговли и инвестиций). Но и в таких формулировках прошлое дает о себе знать — венчает пирамиду не торговля, не универсальные инфраструктурные процедуры, а согласие всех участников в создании и защите своих «образов жизни». К этому сообщество должно прийти не через свою победу («никто не может отнять у меня право поступать согласно своей воле, а тот, кто был не согласен, — да будет повержен»), не через осознание своей неспособности повлиять на другого («пусть делает что хочет, потом с ним разберемся»), а через осознание фундаментальной ценности этих разных форм общежития для развития человечества. Почему это актуально сейчас? Экономика уже достигла того уровня децентрализации источников роста, а они, в свою очередь, такого уровня самодостаточности, что насущные потребности легитимирующего большинства технически могут быть удовлетворены за несколько десятилетий. И результат этого — не простое увеличение объема потребления, а реализация десятков новых способов организации жизни, объединяющих метафизическую и повседневную, бытовую стороны жизни людей.

Мир политических наций

Главный тренд в связи с восстановлением статуса суверенных политических наций — определение эффективного статуса политической системы. Ответственная политическая система в рамках nation-state может воспроизводиться только при условии устойчиво управляемого ресурсного контура. Это требует реализации механизмов контроля за критическими ресурсами в системе nation-state и делегирования властных полномочий правительству в рамках внутреннего политического дискурса.

Идея «политической нации» (nation-state) подразумевает возврат в национальную юрисдикцию тех экономических, военных и политических функций и полномочий стран, которые были ранее передоверены внешним странам или международным объединениям (например, военно-полицейские функции Европы или Японии, передоверенные США).

Формирование экономико-политических союзов — главный инструмент снятия неопределенностей по использованию накопленных сбережений и выстраивания достаточно прочных отношений на длительную перспективу для реализации экономических программ сотрудничества.

Рекапитализацией национальных богатств должны будут заниматься «национальные государства» как единственные игроки, способные обеспечить порядок на экономическом пространстве, в которое они оказались втянуты в 90-е годы. Попытка сформировать новый «концерт государств» для определения новых зон ответственности в мире теперь кажется не только возможной, но и в значительной мере предопределенной.

Дополнительный риск возникает из того обстоятельства, что столь масштабное перераспределение зон ответственности впервые происходит в отсутствие «стран-победителей» и «стран-проигравших», как это имело место после Первой и Второй мировых войн прошлого века. Предстоит договориться о дозволенных правилах конкуренции между потенциальными противниками, претендующими на чужую территорию, и о предельных границах этой конкуренции. В настоящее время идет своего рода кастинг среди стран, которые войдут в клуб учредителей нового мирового порядка, а также нарабатывается переговорный механизм, который будет использован в этом процессе.

Главными процессами, определяющими новый порядок в мировой экономике, являются:

— быстрый рост новых государств-лидеров (мировых держав), имеющих автономную программу развития как в сфере экономики, так и в области безопасности;

— актуализация вопросов защиты суверенных прав национальных государств;

— усиление роли стратегического планирования в вопросах общественного развития в привязке к конкретным проектам и зоне эффективного суверенитета государства;

— капитализация запасов стратегических ресурсов, важных для перестройки международной системы разделения труда;

— консолидация национальной идентичности, усиление акцента на внутриполитический консенсус и идеологизация стратегий развития в большинстве государств мира;

— новая география «эффективной проекции силы» со стороны западного мира — вызов стран Азии трансатлантическому союзу, традиционно обеспечивавшему в прошлом силовую поддержку мирового экономического порядка.

Направленность глобальных изменений в системе международного разделения труда определяется стремлением к восстановлению баланса всех звеньев воспроизводственной цепочки, обеспечивающей управление базовыми рисками, сбережениями и инвестициями и поддерживающим их режимом торговли, а также пространством безопасности. Формируются центры аккумуляции капиталов, ориентированные на стратегические инвестиции в долгосрочные проекты, которые будут определять новую устойчивую комбинацию игроков на 25–30 лет вперед.

«Центры силы» — субъекты этих изменений — не всегда могут быть обозначены как конкретные государства или их объединения. Такие центры составляют страны, способные генерировать стратегию экономического развития, легитимизировать ее внутри страны и среди союзников и защищать от агрессии извне. Реальное определение субъектов и их мандатов определяется сферой эффективной политики, а не историческим прошлым того или иного государства или декларациями политических лидеров относительно своих амбиций.

Международный экономический оборот сейчас не имеет единого пула субъектов. Китай остается за рамками механизмов «Большой восьмерки»; новый экономический центр в Евразии (ШОС) только начинает приобретать политическое признание; традиционные механизмы международного экономического регулирования (МВФ, ВТО, ЕС, НАТО) утрачивают свою действенность для центров экономического роста.

Сборка центров силы как новой субъектной основы в мировой экономике должна будет пройти фазу предварительного распространения силового поля на жизненно важные ресурсы экономического развития. Соответствующие зоны безопасности, в свою очередь, смогут сформироваться только при восстановлении нового военно-политического баланса сил, а следовательно, через модернизацию военно-технического потенциала нынешних и формирующихся центров экономической силы.

С точки зрения спроса и предложения на взаимные услуги сырьевых, производящих и транзакционных экономик, положение на рынке пока можно охарактеризовать как кризисное. Проблема разбалансированности очень обострилась с увеличением доли рынка транзакционных услуг и капитальных активов (особенно сырья) из стран со слабоинституционализированной экономикой. Стремительно выросший фиктивный капитал не вызвал доверия как источник долгосрочных инвестиций в освоение стратегических запасов сырья и как финансовая база для развития производства. «Будущую стоимость» производственных мощностей КНР и сырьевых запасов в РФ не хотят обменивать на «качественный финансовый актив», который на собственных условиях предлагают США. Во-первых, это выглядит контрпродуктивным (value destruction) для упомянутых стран, поскольку в цене на финансовые активы содержатся чужие невозвратные долги, которые не имеют отношения к издержкам производства соответствующих активов. Во-вторых, по производственным причинам и Россия, и Китай нуждаются в услугах иного рода, нежели те, которые навязывают финансовые институты США (хеджи и пр.). В-третьих, производитель «финансовых активов» — Соединенные Штаты — находится под подозрением, что они заняты скорее геополитикой, чем честной торговлей, и преследует эгоистическую цель: погасить свои долги за счет источников долговременного роста в других странах.

Битва идентичностей

Так называемые «признанные социальные модели» — европейская и американская — столкнулись с пределами международной конвертируемости. Формирующиеся социальные модели, в частности, китайская или бразильская, еще не известны как эксплицированные идеальные институты, а промежуточные модели — в том числе и российская — еще не вполне уверены в собственном праве на существование. Но при этом все они испытывают большие внутренние дисбалансы, страдают от отсутствия метрик пересборки при сохранении собственной идентичности, склонны к разного рода невротическим реакциям, чем угрожают себе и другим.

Сейчас особое время в том смысле, что накоплен потенциал стратегий, выбор между которыми будет делаться на очень коротком отрезке времени — всего в несколько лет. Это конкурс (или битва) ожиданий, видений, стандартов, пилотных проектов и т. д. Определившись в этих вопросах, мир перейдет к реализации победивших концептов и их представителей, вот тогда будут закладываться тренды. Течение исторического процесса вернется к более привычному нашим плановикам варианту с его средне- и долгосрочными стратегиями. Тогда опять можно будет «вычислять несущие тренды и оседлывать конъюнктурные волны».

Но прежде мы пройдем период отсева — очевидно, что не все участники забега подтвердят свой конкурентоспособный статус. Поэтому сейчас главная развилка — не война и мир, а новая идентичность (культурный контекст), положенная на операциональную стратегию институтов развития (в их широком смысле). Приведет ли этот процесс к войне или сделает мир более прочным — это еще предстоит увидеть.

Новини

26 Січня 2024

Україна через потепління скоротила споживання електрики

Аграрний комітет Ради схвалив ліквідацію багатомільярдного корупційного ринку – Кисилевський

Tata Steel отримає від Лондону меншу допомогу на декарбонізацію у порівнянні з європейськими компаніями

Підприємства Ostchem збільшили виробництво міндобрив на 19,5% 

Китай тисне на Іран, щоб той стримував хуситів у Червоному морі

У Раді пропонують зміни до закону про бронювання працівників

В Україні зросла кількість випадків рейдерства

Борг перед зеленою генерацією перевищив 19 млрд грн

Мінекономіки пропонує роботодавцям працевлаштувати ветеранів 

Україна збільшила імпорт довгого прокату на 28%

25 Січня 2024

Україна близька до самозабезпечення газом – Галущенко

Торік УЗ побудувала 528 вантажних вагонів

Виробникам зеленої електрики поставили ультиматум

Польща збудує нові перевантажувальні термінали у своїх портах

Voestalpine закликає уряд Австрії продовжити компенсацію цін на електроенергію до 2030 року

Виробництво нержавіючої сталі в Китаї оцінюється в 36 млн тонн

ВСІ НОВИНИ ⇢