Старость — не благость

В прокат вышел фильм Рона Шелтона «Все только начинается» (Just Getting Started). Комедия в жанре «старики-разбойники» навела Михаила Трофименкова на политически некорректные размышления об актерской старости.

В драматургии существует такой почти что отдельный жанр — пьесы, действие которых происходит в богадельнях, очень часто в актерских. Как правило, они невыносимо сентиментальны и чисто функциональны. Их смысл заключается лишь в одном: обеспечить занятость престарелых актеров, которые есть в любой театральной труппе и страдают от профессиональной невостребованности. Актеров, занятых в фильме Шелтона, престарелыми не назовешь, да и актерский репертуар Голливуда неизмеримо богаче, чем репертуар любого театра.

Однако «Все только начинается» можно было бы отнести именно к этому жанру, если бы не одно «но»: участники этой криминальной комедии кажутся начисто лишенными дара, что называется, «красиво состариться». Конечно, по большому счету это не так. Вина в этом актеров — Моргана Фримена, Томми Ли Джонса, Рене Руссо или Шерил Ли Ральф — минимальна. Они-то как раз все умеют. Но их умение бессильно перед волей режиссера, словно задавшегося целью максимально скомпрометировать собранный им звездный состав.

В первом же эпизоде фильма некая ведьма, жена отбывающего срок «авторитета», в золотых лосинах и серебряном парике, алчно стуча вставными зубами о край стакана с чем-то крепким, шипит в телефонную трубку. Она оформляет «заказ» на ненавистного ей Дюка (Фримен), место жительства которого случайно обнаружила, заприметив его в телерекламе «элитного» поселка Капри, что в Калифорнии. Вот и весь фильм, образно говоря, такой: в золотых лосинах, чудовищных париках и со вставными зубами.

Дело в том, что Капри, где благоденствует экс-адвокат Дюк, находящийся под защитой ФБР,— богадельня особого рода. Населяющие его старики и старушки напоминают персонажей «Сказки о потерянном времени»: то ли молодящиеся гнилушки, то ли преждевременно состарившиеся сосунки. Ощущение противоестественной смеси дома престарелых с детским садом и борделем усиливает то, что действие разворачивается в дни рождественских и новогодних праздников.

А Дюк выступает в роли массовика-затейника, напяливающего наряд Санта-Клауса и подгоняющего на праздник взаправдашних верблюдов. Так или иначе, что женственность каприйцев, что их мужественность, что их постельные игры, что игры в покер вызывают почти патологическое ощущение неловкости.

Своего апогея это ощущение достигает, когда у Дюка появляется конкурент, с которым они принимаются мериться увядшими харизмами,— брутальный Лео (Томми Ли Джонс) в ковбойской шляпе и с загадочным прошлым «гражданина мира», проведшего жизнь в таких райских уголках планеты, как Кабул, Джакарта или Могадишо.

Ясное дело, что в Лео немедля угадывается тот самый киллер, который должен доставить ведьме из пролога голову Дюка в подарочной упаковке. Именно с его появлением не только пустеют карманы стариканов, роковым образом пригласивших его присоединиться к их покерному кружку, но и обнаруживается кобра в сумке с клюшками Дюка для гольфа, а также начинает взлетать на воздух разнообразное движимое и недвижимое имущество.

Однако же Лео окажется в итоге свойским стариканом, а роль незадачливого киллера выпадет едва ли не единственному молодому персонажу, вообще появляющемуся на экране. Что наводит на мысли о заговоре молодящейся старости против молодости как таковой.

Фото: Broad Green Pictures

МинПром